Партиец [СИ] - Никита Васильевич Семин

верного соратника, Иосиф Виссарионович все же «сжалился» и ответил более развернуто.

— Мне нужен не только тот, кто сможет собрать сведения, но и обратит внимание на не очевидные для нас вещи. Сможет сделать выводы и грамотно их озвучить. А главное — не побоится этими выводами поделиться со мной, даже если они мне не понравятся. Я не зря сравнил его со своими глазами и ушами. И такое демонстративное принятие в партию нужно, чтобы он не переметнулся. Как правило, люди, имеющие свое мнение и не боящиеся его отстаивать, могут в любой момент предать. На Николая посмотри, — сказал Сталин, имея в виду Бухарина.

— А он не предаст?

— Я не дам ему такой возможности, — жестко заявил Иосиф Виссарионович.

Климент Ефремович задумчиво покивал головой. Действительно — кто сейчас решится подойти к Огневу? Только чтобы «подмазаться» к Сталину, но уж вряд ли решатся переманить к себе. Будут думать, что парень считает себя сильно обязанным и не захочет предать ТАКОГО покровителя. Ну а когда все же решатся, нарком не сомневался, Иосиф придумает еще что-то, чтобы студент не принял подобное предложение.

* * *

На следующий день я «проснулся знаменитым». Во всяком случае для тех, кто меня знает. И даже на улице я иногда замечал на себе задерживающиеся удивленные взгляды.

В университете меня вызвал к себе Жидунов и спросил, хочу ли я после принятия в партию остаться еще и в комсомоле.

— А такое возможно? — уточнил я.

Почему-то подумал, что состоять и там и там нельзя. Уж не знаю почему.

— Конечно, — даже удивился Георгий Юрьевич. — Из комсомола уходят только после двадцати восьми лет, а до этого времени никто тебя гнать не будет.

— Тогда останусь, — решил я, чем весьма обрадовал комсорга.

Впрочем, вскоре я узнал причины его радости — тот как бы вскользь сказал, что хотел бы, как и я, лично быть знакомым с товарищем Сталиным. Напрямую не попросил, но намек более чем прозрачный. Я помнил, как он еще недавно с жаром выступал против меня за исключение из состава комсомола, поэтому такого жирного намека предпочел «не заметить».

Сама партконференция одним днем не завершилась. Сегодня было новое выступление уже товарища Калинина по теме «Пути подъёма сельского хозяйства и налоговое облегчение середняка». Почему мне не дали вместе с ним выступить, ведь мои тезисы выглядели бы гораздо лучше и логичнее в этот день, я не знал. Это же заметил и Угланов. Если вчера я не знал, кто это, то сейчас меня просветили — кандидат в члены политбюро, член оргбюро и секретарь ЦК. А еще — сторонник Бухарина. Он же опять поднял тему моего показательного вступления в партию под конец дня. Видимо весь вечер и день собирали обо мне информацию, в надежде нарыть что-то негативное и «укусить» Сталина. Ну что сказать? Он попытался указать собравшимся, что «принятый в партию товарищ Огнев — был однажды выгнан из комсомола, и если бы не товарищ Бухарин, назад бы меня не приняли. Есть над чем задуматься». Но то ли он получил не полную информацию, к чему я склоняюсь, то ли просто ухватился за факт моего исключения и положительного участия в моей жизни Бухарина, однако в итоге Сталин использовал это против него самого. Так я узнал, что моему исключению не только поспособствовал секретарь горкома, но он же оказался родственником директора предприятия, про которое я писал в своей статье. О чем и сказал товарищ Сталин, назвав это недопустимой и вредной «смычкой» партийного работника с «посчитавшим себя новым буржуем» директора. И сравнил с дореволюционными временами, когда во власти были князья, а заводами управляли их родственники или поставленными ими люди. И этого секретаря уже поперли из горкома, а Иосиф Виссарионович предложил «провести чистку» среди партийных работников, связанных родственными узами с руководителями промышленных предприятий. Ну а помощь Бухарина мне и вовсе была показана, как «несущественная» и что никакой помощи-то и не было. Мне лишь передали благодарность за статью, что легко проверяется. Вернули же меня в комсомол без ведома товарища Бухарина, и не нужно «подмазываться» к этому факту.

Так впервые на партконференции были упомянуты «чистки в партии». Но это был не последний раз. На пятый день был произведен сконцентрированный удар по всем сторонникам Бухарина. Выступал уже Молотов с докладом «отход группы т. Бухарина от генеральной линии партии в сторону правого уклона». По итогу прений не было, а тот же Угланов лишился в этот день всех постов. Вот так закончился апрель 1929 года.

Глава 8

Май — август 1929 года

— Видеть тебя не хочу! — крикнула Люда и ушла.

Я стоял и не знал, что делать дальше. Встреча не задалась. Я посетил Говориных в начале мая. Как отоспался, да пришел в себя, сразу после занятий захотел встретиться со своей девушкой. Вот только она этой встрече была не рада.

Началось все с обвинений. Какой я мерзкий и нехороший. Как я мог так поступить с товарищем Бухариным.

— Но мы ведь говорили на эту тему! — справедливо заметил я. — Ты же знаешь, как было на самом деле!

— Но он ведь все равно тебе помог! — воскликнула Люда. — Пусть и не знал, что тебе нужна помощь. Что это меняет? Неужели ты совсем не знаешь, что такое «благодарность»?

— Но что я мог сделать?

— Да хотя бы попросить товарища Сталина, чтобы он не выгонял Николая Ивановича! Ты хоть раз с ним говорил об этом? — я промолчал, и она торжествующе воздела указательный палец вверх. — Вот! Ты ничего не сделал, чтобы помочь ему!

— Да кто он тебе такой, что ты так о нем переживаешь⁈ — справедливо возмутился я.

— Важно не это, а как ты себя повел! Теперь и у товарища Бухарина и у других огромные проблемы! А мой любимый ни-че-го не сделал! Даже не попытался! А за меня ты так же бороться будешь? Видеть тебя не хочу!

Вот так и закончилась наша встреча. По сути, даже не начавшись толком. Вроде и не дура Люда, но сейчас я ее логики понять не мог. Потоптавшись немного перед дверьми их дома, куда я вышел встречать девушку, я уже поднял руку,